24.02.2012 в 19:00
Пишет Апрельская Луна:Давным-давно попалась мне в библиотеке одна маленькая книжица... С тех пор, с ее отсканированным вариантом я более не расставалась.. (Найти в магазинах такое сокровище оказалось делом нереальным)
И вот, спустя годы и годы- откопала ее же в электронном виде..

Вот тот самый сайтик, где можно скачать
www.belousenko.com/wr_Ziedonis.htm
Как пишет в предисловии Юрий Левитанский:
"Эпифании» — слово греческое. Отраженье. Откровенье. Тончайший импульс, короткая вспышка, выхватывающая из темноты мгновенье быстротекущей жизни, высвечивающая напряженье мысли, жест, ощущенье, событье, поступок, предмет
...Книга, умная и живая, написанная с предельной искренностью и высоким напряженьем мысли и чувства, полная лиричности и иронии, порою сарказма, порой озорства, порой полемичности.
И доброты. Доброты к земле своей. К человеку. К людям."
Вот- лишь некоторые странички (самые-самые

* * *
Рано еще. Совсем еще рано. Солнце еще глаз не открыло. Мать еще люльку качать не начинала, отец к лошадям не заглядывал. Ботинки лежат за дверью, за дверью порога, за дверью дороги.
В щелях между половицами покоится день вчерашний. Вздох еле слышный притаился в посудном полотенце, какое-то слово ворчливое дотлевает в печной золе.
Но незаметно вечерний сон переходит в утренний, и вот просыпается шапка на столе. Шапки вообще просыпаются рано, с первыми петухами.
Рано еще, совсем еще рано. Шапки на крюке приветствуют меня — надо идти.
Меня нет еще. Я не сделал еще первых шагов своих, не прикасался ни разу к дверной ручке, в утренней росе не распевал ни разу.
Я и солнца еще не видел. Знаю, что оно восходит ранним утром, между третьими и четвертыми петухами — или между какими-то другими петухами, может быть, я перепутал — во всяком случае, час этот близок, ибо мужчины во сне уже храпеть перестали, и зарозовели занавески на окнах.
Я переступаю через свой первый порог — из чего-то смутного, что невозможно и вспомнить, из чего-то зыбкого, как бы и несуществовавшего, через порог, в утренний туман. Это мое детство.
Солнца нет еще, прохладно и зябко, дорожка уводит в туман. Там, в белизне тумана, первым запечатлевается во мне колодец. Значит, самый первый путь от порога ведет к колодцу. Это я запомнил. Слева стоит рябина, справа липа, дорожка упругая, утоптанная, зеленая трава по краям, и нет пока еще другой дороги.
В колодце вода. Я заглядываю внутрь — где-то там, в глубине, поблескивает вода.
Я зову: «А-а!» Эхо откликается, и звучит, и поет — словно хор Мелнгайлиса.
Над колодезным срубом — странное подобье качелей. Качается ведро. Кто им черпает, если нет вокруг ни души? Кому нужна она, эта вода, там, в темной глубине?
И тогда открывается дверь, и выходит мать, и она говорит:
— Скоро поднимется солнце. Скоро станешь ты — сыном моим.
* * *
Наденьте рубашку белую и пишите утрами.
Пишите в юности, мало кому удается чувствовать и любить до последнего дня.
Наденьте рубаху белую и копайте землю.
Наденьте рубаху белую и почистите своей матери туфли.
Наденьте рубаху белую, когда нет гостей у вас в доме. Останьтесь один. Радуйтесь сами себе.
«Когда остаюсь один, чувствую себя бесконечно взволнованным, будто попал внезапно в общество людей выдающихся, красивых и знаменитых», — так сказал какой-то мудрец.
Наденьте рубаху белую, пока вы молоды, для нее пишите, для молодости.
Она приходит с бабочками в косичке. Она сопрано из школьного хора. На ней белые туфли. Что-то случилось. Что-то произошло с ветвями орешника. Вот ты ударил, и желтой пылью дымится орешник. Случалось ли это прежде?
Перед солнцем, перед солнцем падал ли ты на колени? Я, дерзновенный язычник, падал перед ним на вершине белой, среди ветра и снега, и солнце горело в глазах моей милой возлюбленной.
О великое солнце, будь благодарно моей матери и отцу моему, которые меня наделили любящим сердцем. Будь благодарно матери и отцу ее. Руки у нас теплые, друг друга мы разбудили, друг друга мы пожалели, зрячими стали.
Сколько времени это продлится? Долго ли будем зрячими? Покуда Григ наигрывает о Сольвейг, покуда не кончит — до той лишь минуты? Покуда лососи поднимаются против теченья Амура, чтобы мелькнуть в ручьях уссурийских и оставить икру золотую в песке — до той лишь минуты?
Твои пальцы прозрачны, я вижу сквозь них и солнце, и кровь пульсирующую. Золотая икра и серебряные лососи в крови твоей. Сколько это продлится?
Наденьте рубаху белую, покуда вы молоды. Копайте землю. Так копайте, как никто до вас не копал.
Все живущее жаждет тепла. Но не каждому дано чувствовать и любить до последних дней своих.
Ваши руки теплы, у кого-то руки замерзли. Кто к кому приблизится первым?
* * *
Обойти вокруг... Не имеет значенья — кого или что — цветок или море. Цветок или море — одинаково велики. Не бежать прямо в море, не брести сквозь цветок, а рядом идти, вокруг обойти, рядом остаться, близко.
Море днем наполняется светом, который дает ему небо. Ночью море теплом наполнено, которое дал ему день.
Летней ночью иду возле моря и чувствую — от него исходит тепло. Я шагаю вдоль кромки, у берега, руки раскинув, как крылья, и одна у меня рука в полночном тумане земном, а другая над морем.
Это и есть именно то, что я называю близостью.
Именно это.
Ветреной ночью иду вокруг моря. Волны приходят оттуда, из темноты, я их слышу, но покуда не вижу. После слышится этот короткий всплеск, и на миг мне видится яркий блеск — белая черта на отмели, словно ряд смеющихся зубов, и снова гладкий песок, и вновь темнота. Нет ни дали, ни берега, одна темнота, и снова короткое это мерцанье и всплески. Ряд смеющихся белых зубов. Близость моря.
Приходилось ли вам ночью искать на лугу стог сена или скирду?
В темноте ступаешь по лугу, вытягиваешь руки, чтобы почувствовать ими, откуда идет тепло. Делаешь несколько еще шагов — это как в детстве, в детской игре, когда ищешь какой-то предмет, спрятанный остальными, и в зависимости от того, ближе ли ты к цели или дальше, тебе говорят — тепло, горячо, жарко...
Вот ты протягиваешь руки куда-то влево и чувствуешь, как оттуда исходит тепло, большое, словно стог сена. Прежде чем войти в это тепло, я обхожу вокруг стога, вдоль невидимой границы, границы его святого нимба — границы, где кончается его излученье.
Повар двигается по кромке котла, по кромке тарелки. Для него еда это не только блюдо, наполненное до края, но и этот сугроб аромата над блюдом, маленькие вихри запахов в небесах его кухни.
Порой мне бывает трудно впервые войти в незнакомый дом. Будто вламываешься в непонятную чью-то душу.
Тогда я сперва обхожу вокруг дома.
У каждого дома свое излученье, свой ореол. У иного совсем незаметное излученье, небольшое — лишь у окна, лишь у дверей. А от других домов оно льется свободно и сильно, сквозь заборы и стены, на многие километры.
Я обхожу вокруг дома по невидимой границе, где начинается близость дома.
Мощное излученье исходит от дома, где водятся пчелы. Он льет свое излученье до той далекой черты, куда залетают пчелы. Это места большого целебного излученья. Я бы сюда приводил детей — пусть спят здесь после обеда.
У других домов излученье поменьше. И все же, когда приближаешься к дому, ты слышишь, как закудахтала курица — наверно, снесла яйцо. Я ее слушаю и понимаю — как же, как же, не может она оставить его себе, это чудо, гордость ее, ибо и вправду такое свежее оно и рыжеватое, и пестренькое, и желток его, право, красивей, чем апельсин.
Пока еще в дом не вхожу, стою у сарая, где рубят дрова. Здесь царит излученье лесное, но запах коры и опилок — это последняя песня деревьев, а из трубы уже поднимается жертвенный дым.
Близость дроздов на березе, близость аиста на дубу, близость ласточек под крышей, близость пионов под окнами.
Постепенно мне дом становится близким, и тогда я вхожу.
Ребенок еще не родился, но он уже близко.
Ты уже близко, и скоро тебя я увижу.
Приближаться.
Приблизиться.
Быть вблизи.
* * *
Можно уйти на минутку?
Мне разрешили, и я вернулся только под вечер. Я не лгал, не обманывал мать, не хотел обмануть, просто забыл обо всем, ибо то, что я встретил, было сильнее меня.
Море было сильнее, дюны были сильнее, и от всего этого невозможно было оторваться.
О, это ощущенье свободы, первобытное, голопузое!
Я забыл вернуться к обеду, забыл, что нельзя с огнем играть в зарослях вереска, забыл, что нельзя дать другому по носу, если он разрушил песочную твою пирамиду.
Я вернулся под вечер, голодный и грязный, клятвенно обещая никогда так больше не делать.
Но на следующее утро вновь я увидел комнату, где все мне было давно знакомо и не вызывало уже моего любопытства, и мне стало жаль себя бесконечно.
Я видел, как куры уходят на соседскую половину и обратно не возвращаются. Будто бы там червяки не такие, как здесь, или помидорные грядки, в которых так хорошо покопаться, чем-то отличаются от наших. Чего они туда лезут?
А они лезли. Соседские ребятишки гоняли их и швыряли в них камни, а они, куры, все равно лезли.
Наверно, и тот петух, что вел их в чужой сад, тоже подумал — только на минутку. А малина там была красная и невысокая, так что достать ее клювом было нетрудно, и колодец там был ярко-зеленый и непохожий на наш, а вокруг цветочных клумб не было натянуто никакой сетки.
Однажды я не вернулся.
Может ли капля, оторвавшаяся от сосульки, сказать — «на минуточку»?
Может ли на минутку улететь стрела?
Так ушел я однажды.
Так уходит теперь Она.
Жестоко? Наверно. Но в этом, увы, ничего нам не изменить.
Я знаю мгновенья, длинные, словно день, и дни, короткие, как мгновенья. Мне тоже бывало трудно остаться — с корягами и с камнями в ручье — я двигался вместе с ручьем.
Теперь сам я камень, и Она сидит на теплом моем боку и в воду глядит. Тепло светит солнце, липы цветут, Она чувствует, как вода течет по ногам, и щекочет Ей ноги, и течет, и отсвечивает в волосах Ее и глазах, и сейчас Она встанет и скажет:
— Можно уйти? На одну минутку...
Я знаю, что это значит. Она вброд перейдет на тот берег. Там сидит на цветке мотылек. Он поднимется ввысь, полетит по-над берегом, полетит по теченью и против теченья — не все ли равно.
Нет, не может капля оторваться от сосульки лишь на минутку. Снег от неба. Стрела от лука. Лишь на минутку.
Нет, не может.
* * *
Многие радости меня миновали. Так же, как и вас, наверно. А ведь иные из них — вот они, протяни только руку.
Взять хотя бы ни с чем не сравнимую радость, которую мы испытываем оттого, что помогли кому-нибудь. Радость помощи.
Вышел я из дому по белой дороге, чтобы остановиться в каком-нибудь месте, где можно хоть чем-то помочь кому-то. Было у меня время отпуска, деньги отпускные лежали в кармане, всего мне вроде хватало, а все же хотелось чего-то, чего не вкусил я доселе.
И вот вышел я из дому по белой дороге, и ни ног своих, ни рук, ни времени своего нисколько мне не было жаль. Очень помочь хотелось.
Первое открытие, сделанное мною, — люди порою просто не верят, что вот так, ни с того ни с сего, какой-то там прохожий неведомый подойдет и вдруг поможет, просто так, без всякой корысти, неизвестно зачем и почему.
— Не надо, не надо, — говорят они поспешно, — что вы, что вы, да уж мы сами как-нибудь.
Иной из них простодушно скажет:
— Нам ведь заплатить-то вам нечем.
А иной и вовсе сердито буркнет:
— Ступайте своей дорогой, и без вас обойдемся.
Можно, конечно, и так поступить: где-нибудь на краю луга взять себе грабли и сказать тихо: «Очень мне вам помочь хочется». И, не дождавшись ответа, приступить к работе.
Если тут целая семья работает и есть в этой семье девица одна, а то и две, на выданье, тогда всем понятна будет причина появления этого незнакомого молодого человека. Но ежели и такого соблазна нет, тут уж никто не поймет, в чем дело.
Сперва никто ни слова — мол, мало ли чудаков на свете, мол, самому скоро надоест и уйдет себе с богом.
Но вот уж один стог стоит, второй начали, и тут уж на тебя поглядывают с любопытством — неужто не уйдет?
Нет, не уходит, охапку за охапкой тащит, что за странный человек.
Тут ты замечаешь, что кто-то из них, старик какой-нибудь или парень, достает из-под куста бидончик со скабпутрой (Национальный освежающий напиток из молока.) и пьет себе неторопливо.
Ах, как хочется пить! Неужто тебе не предложат напиться?
Ты ощущаешь, как эта звонкая прохладная жидкость приятно холодит твой язык, и перловые крупинки, словно холодные кузнечики, воркуя, уплывают вниз — и от этого еще больше пить хочется. Просто нестерпимо хочется пить! Интересно, что там, в этом бидончике — может, прохладный морс, в студеной колодезной воде растворенное варенье из крыжовника или малины?
Тот, кто пил, ставит бидончик обратно под куст. Вся жара, весь зной июльский пламенеет у тебя во рту, сердце раскалено, оно ждет, капля пота течет по твоей щеке, как слезинка. Если бы кто-нибудь хоть одним глазом глянул бы сейчас на тебя и увидел, до чего же сильно тебе хочется пить! Вот оно, это великое мгновенье, мгновенье испытанья и проверки достоинства человеческого, и вообще человечности, и вот сейчас ты увидишь, чего ты стоишь в их глазах, и достоин ли ты их морса и их скабпутры, да и они — достойны ли они твоего уваженья. Теперь уже сердце твое колотится так сильно не от жары, а от этой волнующей тебя мысли — предложат или не предложат.
И тогда кто-то произносит негромко:
— Эльвира, предложи и помощнику нашему попить, если хочет.
И ты пьешь. Это ни с чем не сравнимая курземская скабпутра. Белые комочки мигом проникают в тебя, оседают где-то в области сердца и машут крылышками, словно маленькие белые ангелы. Сердце начинает стучать ровнее, спокойнее и уверенней, и ты уже сам подсмеиваешься над собой — и с чего это ты так разволновался!
Да, теперь ты принят. Хоть и считают тебя, верно, чудаком, а все-таки тебя поняли. Они приняли твое дружелюбие и приняли твою помощь, и когда будет уложена последняя копна, тебя пригласят к себе в дом, в полдник за стол тебя посадят, и если собака на тебя залает поначалу, то ее утихомирят, а если тебе захочется, ты сможешь и на сеновале переночевать. Постель тебе дадут, и паспорта не спросят, разве что попросят, чтобы не курил. Где-то там внизу будут сопеть коровы, и во сне тебя окружат те самые белые комочки скабпутры, и будут они размахивать крылышками и петь над тобой, и когда ты проснешься, будет уже утро, а те, кто пел над тобою во сне, окажутся обыкновенными петухами.
Но может и так быть, что никто тебе на том лугу попить не предложит. Просто не сочтут они твою помощь достойной их скабпутры. Может быть, далека им добродетель гостеприимства, может быть, бьется в груди у них жадное кулацкое сердце. И будешь ты просто как батрак для них, как чужой — ведь и правда, не совать же бидончик в руки всякому встречному-поперечному!
Ну что ж, ты поймешь их тоже, и в этом понимании тоже будет твое обретенье. Иди себе дальше и помоги тому, кому надо помочь!
****
Не раз уже я имел возможность убедиться, что некоторые не принимают меня всерьез. Дескать, не умею я утверждать, убеждать, отстаивать и бороться.
Кто знает!
Просто меня утомляет величественность, величественность и величавость. Великое разглядеть я стараюсь в малом.
Я часто бываю на рынке. Меня хорошо там знают. Когда я стою у бочек с квашеной капустой, я вижу капустные поля, синие капустные поля, не зеленые, а синие. Синие капустные поля, синие, как поле подснежников — воистину это страсть моя.
О, цветочный рынок! О, уголок красоты и любви, любви и продажи на огромной площади мира!
Вот розы. Розы распустившиеся и розы в бутонах, ждущие, ожидающие своего часа.
Почему так редко покупают распустившиеся розы, раскрывшиеся во всей своей красе, почему чаще берут нераскрывшиеся бутоны?
Сколько раз ни дарили мне розы, думаю всегда об этом. Ни одна из тех, кто продавали цветы, не ответила мне на это. Одной было некогда, другой казался мой вопрос несерьезным, ну, а многие и вовсе не понимают душу цветов — они просто зарабатывают деньги.
Но одна из них была как трава возле забора, согретая полдневным солнцем. Она была как сама земля, на который растут розы. Я спросил у нее, и она ответила:
«Люди — они знают, что делают. Есть среди них и такие, которые видели, как трава растет, как солнце по утрам ликует. Если тебе не жаль своего времени, ты тоже увидишь, как роза расцветает».
Я послушался ее, я не жалел больше времени. Как раскрывается роза, видеть мне еще не приходилось, но я уже видел, как медленно разворачивается свернувшийся в комок ежик и идет себе своей дорогой, видел, как гриб растет, видел любовные игры дятлов и скоро, скоро увижу, как раскрывается роза. Только времени на это никогда не надо жалеть!
Гладиолусы — вот они почему-то кажутся мне самыми сильными, самыми жизнестойкими из цветов, которые видел. Молодые и полные — весь ряд этих цветков до последнего бутона на верхушке — как целая жизнь. И кипенье сока в стебле не затихает, пока, постепенно укорачиваясь, совсем не окончится этот ряд цветущий, пока не окончится в самом последнем цветке — это материнская сила. Не всякой женщине дано так цвести.
Лето — праздничное гулянье, карнавал цветов. Отовсюду приезжают цветы показать себя, из каждого сада. Они счастливы тем, что живы — оттого и ликуют. И каждый цветок ищет, кому он понравится, и каждый стебель ищет свой кувшин или вазу. Тысячи их покупают, и тысячи отцветают тут же, в этих ведрах, горшках или банках. Никто этого не замечает, никого это не беспокоит. Ибо так и должно быть.
Многие ли из них найдут того, кому понравятся на этом летнем ночном карнавале? Сколько из них отцветет в это лето не срезанными с куста, не взятыми чьей-то рукою — отцветет, чтобы следующей весной распуститься снова? Но и бесплодное печальное это цветенье — вплоть до самого увяданья — разве не есть оно тоже цветенье, может быть, даже самое красивое в грустном своем просветленье?
Мне нравятся старые девы. В них постоянно что-то цветет. Вы замечали — молодые замужние женщины отцветают раньше, чем пожилые и незамужние? В душе у них что-то долго цветет, и лето — праздничное гулянье, карнавал всех цветов.
А вот маргаритки — женщины легкого, я бы сказал, поведенья. О, эти знают себе цену — смотрите, как дорого они продаются! А как развязно подмигивают, стерев и начисто вытравив свою естественную красоту при помощи средств химических наиновейших! Нет, мне они не нравятся определенно!
А впрочем, не знаю, может быть, я сужу их слишком строго, может быть, они просто молоды и глупы. Просто лето — праздничное гулянье и карнавал всех цветов, и всем хочется плясать на этом карнавале.
* * *
Картины — это тайные сейфы и потайные двери, ведущие Куда-то. Я никогда не стираю пыль с картинных рам у себя дома. Едва разойдутся гости, принимаюсь разглядывать следы на нижней кромке рамы той или этой картины.
Ну, конечно, кто-то здесь был! Один, двое, нет, кажется, трое.
Один залез и уселся здесь на краю, курил, бродил все вокруг да около и, никуда не попав, вернулся обратно.
Второй дошел до того вон камня, пытался сдвинуть его с места, следы его еще вполне различимы на том вон холмике возле кротовой норки, он смотрел через щель в сарай и, ничего не увидев, вернулся допить свой кофе.
Третий долго ходил и искал, вон там, в правом углу, он опрокинул камень и тоже исчез куда-то. Словом, в тот момент, когда мы рассуждали о том, есть ли какая-нибудь идея у Паула Путнынша в «Золотой богине» — его среди нас уже не было.
Долго я изучаю, как же он шел обратно. Но следов никаких не видать, все краски на своих местах, не поврежден ни один мазок. Не обнаружено никаких следов также и на краю рамы.
Позже звонит мне его жена — не видел ли я Язепа. Видел, отвечаю. Он, по-моему, еще в картине, еще не выходил.
Она приходит ко мне, и мы с нею вместе смотрим и ищем — под каким камнем? Ни звука. Зовем его — не отвечает.
А вчера поливал я цветы и вдруг вижу: зашевелились камни на картине, и вылезает оттуда Язеп.
«Ты, — говорю, — видно, спутал картину с реальностью».
Он отвечает: «Кто перепутал? Я? Сам ты живешь в картине. Даже не знаешь, что там, за сараем. Я пошел за вещами — хочу перебраться туда. Жену мою ты не видел?»
Через три часа с четырьмя чемоданами оба они в картине уже за сараем.
С той поры во мне поселилось какое-то смутное беспокойство, все мне кажется, будто кто-то меня окликает. Иногда я отчетливо слышу голос Язепа, и снова становится тихо.
Может, и вправду сам я живу в картине, сам я все перепутал?
* * *
Я отправляюсь на телеграф. Хочу послать тебе того маленького человечка, о котором мы с тобой говорили.
— Такую телеграмму принять не можем, — говорят мне. — Перепишите!
Я переписываю и в конце снова рисую человечка, на этот раз рисую его лежащим — чтобы удобней было уложить его на телеграфную ленту.
— Очень прошу вас, пошлите, пожалуйста, с человечком!
Но мне отвечают:
— Такую телеграмму принять не можем.
И все-таки на каком-то телеграфе, когда я совсем уже потерял надежду послать тебе этого человечка, после многократных «что такое!», «ишь, чего захотели!» — я еще раз попросил, еще раз набрался храбрости:
— Ну, пожалуйста, пошлите с человечком!
Мне ответили:
— Человечка телеграф не принимает.
— Но ведь я же за человечка заплачу отдельно.
— За человечков не платят. Их или шлют бесплатно, или вовсе не посылают.
И я понял, что она понимает, о чем я с ней говорю.
Она отправила мою телеграмму, и пусть мой человечек так и остался на квадратике белой бумаги, когда все слова уже улетели туда, куда были отправлены — теперь я здороваюсь с каждой женщиной, хотя бы немного похожей на нее. Она меня поняла.
В мире полно самых сложных и непонятных связей. Очень сложных и тонких. Мы знаем из них немногие и пользуемся лишь немногими. Самые обычные связи, простейшие, элементарные. Дерево — корни — земля. План — работа — зарплата. Он — она — свадьба — ребенок. Или еще проще: он — она — ребенок.
— О чем думает нож?
— О резанье.
— О хлебе.
Вот как все ясно и просто!
— О чем думает лодка?
— О плаванье.
— О веслах.
Ах, до чего же устойчивы эти привычные связи!
Но вот что ответил мне один человек, имеющий об этом свои представленья.
— О чем думает нож?
— О лампочке.
— ?
— Конечно, о лампочке! Она ведь такая яркая и такая круглая...
И щелкнул от удовольствия языком.
Случаются дни, когда вещи можно перетасовать как карты, привести их в самый нелепый порядок, — и они группируются в самых неожиданных для тебя комбинациях, о которых ты не имел ни малейшего представленья — шапка, твой гордый головной убор, опрокидывается навзничь, и кто-то бросает в нее серебряную монету; некий мужчина электронасосом перекачивает воду из одного озера в другое, а ты малым наперстком перетаскиваешь эту воду обратно, и оба вы одинаково сильны, наперсток торжествует победу над электронасосом; камень перевертывается брюхом своим к солнцу; красавица зубная щетка тщательно чистит зубы некоему топору, он блаженно улыбается, а острая пила умирает в одиночестве.
Все это лишь поначалу кажется непонятным. Но в жизни все это существует, и все это можно увидеть. Есть такие дни, когда все это можно увидеть — невидимые связи между вещами, казалось, никак не связанными между собою.
* * *
Ничто в этом мире не дается нам сразу. Странно устроен мир. Подожди, говорят на каждом шагу, подожди, подожди.
Жду постоянно и трудно. Жду, когда подойдет троллейбус. Жду, когда сварится картошка. Жду, когда попаду на небо. Но и тут мне говорят: не спеши, подожди, сперва свое проживи на свете.
Мир живет ожиданьем. Мать ждет ребенка, девочка ждет любви, заслуженный ждет ордена, страждущий ждет избавленья. Подожди, потерпи немного. И когда ты терпишь, время останавливается — превращается в ожиданье. Каждый отрезок времени становится этаким праздным ленивцем. Он ждет следующего мгновенья, как бы пятясь назад, задом наперед.
Чтобы приблизиться, надо идти навстречу, а не ждать.
Говорят — подожди, утро вечера мудренее. Не скрывается ли за этим ленивец — мол, не делай сегодня того, что можно сделать завтра? Так откладывается завтра на еще один день. Разве будущее — это пятящийся задом наперед огромный зеленый рак, ползущий нам навстречу?
Мы придем к будущему или будущее придет к нам?
Подожди, будущее придет. Подожди, пока футбольные ворота побегут навстречу мячу и мишень подойдет поближе, выпрашивая себе пулю. Подожди! Потерпи! Не стремись! Жди терпеливо, и твое время придет.
Но так придет к тебе только гроб твой. Уж он-то придет. И вынесут тебя вперед ногами.
Благое приходит с ожиданьем, — говорит пословица.
Нет уж! Чтобы приблизиться — надо идти навстречу, а не ждать!
* * *
Есть у нас в Латвии одна весьма занятная традиция. Людям на радость. Для человека. Чтобы порадовать.
В канун новогодья (или перед Женским днем, в в первые дни марта) разыгрывается лотерея дней рожденья. Каждый имеет право тянуть билетик, и если ты вытащишь счастливый — газеты и радио объявят, что такого-то числа будет отмечаться твой день рожденья.
Все уже знают, что в этом году, скажем, выиграли трое граждан — инженер цеха аппаратуры низкого напряженья Н., пенсионерка С. и какая-то девушка из Вильяны. Или другие трое. Их день рожденья будет отмечаться в Риге, на огромной сцене.
Тебя будут чествовать и поздравлять целые делегации, даже весьма высокопоставленные лица — лишь за то, что ты есть. Что ты хорошо работаешь, что ты честный человек. А если ты и не работаешь, и никакой ни особо честный, комиссия внимательно разберется и найдет в тебе все-таки что-то хорошее и достойное похвалы. Ибо в мире нет такого, даже самого маленького, человечка, которому мы не могли бы стать товарищем, другом и братом — что-то в этом роде, кажется, сказал Франсуа Вийон.
Итак, что-то в тебе все же есть, похвалы достойное. Ну, скажем, ты ни разу не оставил в поле граблей зубьями вверх. У одного — могучие мускулы, у другого — хороший вкус. Один настолько сообразителен, что смеется еще до того, как кончили рассказывать анекдот, а другой настолько последователен и принципиален, что даже и бешеной собаке не уступит дорогу.
Будут тебя чествовать и вспоминать, что же ты хорошего сделал, и скажут тебе, что жизнь твоя не была напрасной. А чего же нам надо больше — пусть только скажут тебе, что чего-то ты стоишь!
А ты ведь и вправду чего-то стоишь! И если друзья твои и родственники этого не скажут — тогда комиссия, наведя необходимые справки, все это скажет в день твоего юбилея и объявит для всеобщего сведенья — всем, всем.
Разумеется, если тебе не хочется таким образом праздновать свой юбилей — так, словно ты какой-нибудь знаменитый писатель или художник — ты можешь в лотерее не участвовать и отмечать его дома, с бабушкой, с женой и детьми. Я говорю лишь о тех, кто будет участвовать в лотерее. В конце концов, юбилейный наш календарь станет от этого красочней и богаче. Не одни ведь ученые, художники или другие великие люди стоят того, чтобы все с восхищеньем глядели на их почтенную старость.
Вот почему у нас и существует эта традиция, эта мудрая лотерея — пусть же случай поднимет тебя на своей ладони, поставит тебя на сцену и скажет:
— Вот он, смотрите, молод еще и не отличился ничем покуда, или стар он и всеми забыт, или вовсе он обыкновенный, как и все остальные в нашей деревне — придите же и поздравьте его, стоит ведь он чего-то.
* * *
С которого этажа обращаемся мы друг к другу, на каком этаже разговариваем?
Я бы разделил разговоры наши — по этажам.
Вот этаж, где слепой говорит со слепым, глухой говорит с глухим, едящий с едящим, спящий со спящим. Разговоры о погоде и о болезнях, о том, ах, как умен наш ребеночек, и о том, ах, как эта соседка Юле нехорошо поступила.
Почему иным собеседникам никак не закончить беседу, начнут — и умолкнут? Прерывается нить. О чем говорить им, если каждый из них разговаривает на своем этаже? Один говорит, к примеру, на первом, другой — на втором. Что можно сказать сквозь пол? Что можно расслышать сквозь потолочное перекрытье?
Вот этаж, на котором беседуют острый ум и гибкий язык. Здесь играют в теннис мячиками-словами. Удар требует контрудара. Здесь весьма ловко подают и отбивают, гасят и блокируют. Здесь проживают ловкие эквилибристы и жонглеры словами. Здесь прячутся за словами так же, как герои Гольдони за цветочными горшками. Здесь играют в жмурки. Слова флиртуют, гласные кокетничают, согласные развлекают дам. Здесь рассказывают анекдоты. В причудливом свете поблескивает обманчивая мозаика, составленная из разноцветных слов. Это имбирное печенье едят или им украшают елку? Сладостная эта беседа — кардамон, корица, ваниль.
А на том этаже говорят хлебом. Да, здешняя речь — это хлеб, испеченный собственными руками. Слово, которое сам ты замесил и ждал, покуда бродить начнет оно. Сам его клал на лопату, сам сажал его в печь. Да, корочка чуть подгорела, на сей раз слегка подгорела, но в квашне еще много теста, и оно еще бродит, и в другой раз такого уже не случится.
Здесь говорят и камнями. Камнями, которыми можно разбить окно, и камнями, которые укладываются в фундамент.
Здешний язык — брезент. Чтобы дождь не мочил. А если здесь говорят кружевами, то говорят здесь и спицами тоже.
...Это, конечно, не все этажи, да и последовательность у них, наверно, совсем не такая. Но знай, язык мой, что слово есть хлеб насущный, и носитель энергии, носитель моей энергии, идущей к тебе.
Когда силы мне не хватит, придут ли ко мне слова твои и помогут ли мне?
Воскресят ли меня из мертвых слова твои?
* * *
Весь нынешний день я ходил исключительно по граням. Грань — это линия излома или соприкосновенья двух плоскостей. Писателю положено весь век свой находиться на грани — на грани письменного своего стола.
«Так будь же благословен — лбом, локтем, узлом колен испытанный, — как пила в грудь въевшийся — край стола!» Так сказала, на грани своей пребывая, Марина Цветаева.
Так будь же благословен —
Лбом, локтем, узлом колен
Испытанный, — как пила
В грудь въевшийся — край стола!
Когда надоело мне находиться на грани письменного стола, я отправился шагать по всяким другим граням.
Я вышел через чердак на крышу и сел на ее гребне. Гребень — линия излома крыши — черта между правым ее крылом и левым. Кто ходит по гребню, тот видит оба крыла, обе стороны крыши. Гребень крыши — линия художников и трубочистов.
Я сижу на самом гребне, одна нога по одну его сторону, другая — по другую. Означает ли это, что я балансирую между? Да нет, я просто изучаю границу между ними. Здесь, на грани, сходятся любовь и ненависть двух плоскостей противоположных. Грань — это линия объединяющая и линия, которая разделяет. Два ветра встречаются здесь и кружатся в едином вихре. Два дыма, идущие из труб, которые справа, и тех, которые слева, сходятся здесь, чтобы вместе подняться в небо.
Когда приглядишься повнимательнее и привыкнешь понемногу ходить по этим граням-границам, ты ясно увидишь, что это вовсе не такие уж прямые линии — у них, у граней, тоже свои завихренья и свои изгибы. И даже свои компромиссы — именно здесь, через грань, ржавчина переходит с одной плоскости на другую.
Еще интереснее наблюдать границу двух каких-нибудь жидкостей — вот они встречаются и сливаются воедино, мигом или постепенно проникая друг в друга.
Часами могу смотреть, как встречаются густая синева чернил с прозрачностью воды, как они не спеша проникают друг в друга, изгибаются, образуя причудливую фигуру. Справа одна лишь эта однородная синева, слева однообразная прозрачность, и никакого движенья. Одна лишь граница подвижна.
Граница — линия пограничников и художников.
Я наблюдаю границу. В том месте, где река впадает в море, встречается вода коричневая с водою зеленой, свежая вода морская с земною свежей водою. В том месте, где волна выкатывается на песок, остается линия. Это линия художника, она меняется у нас на глазах, и никогда не скажешь, добежит она до твоих ног или нет.
Или так — идешь у самого края вдоль набегающей волны, почти касаясь ее и все-таки убегая, словно загадывая что-то. Если посмотреть со стороны — смешная детская игра. Но попробуй пробежать вот так, все время у кромки набегающей волны, все время рядом, и ты поймешь, что это — искусство.
Нет никакого искусства в том, чтобы почуять запах меда в горшке с медом. Искусство — это способность различить границу, где начинается запах меда в саду, различить невидимые врата пчелиного царства.
Никакого нет искусства в костре, а вот покажи мне границу, где кончается тьма и начинается свет. Вдоль этой границы снуют одновременно и тени, и маленькие отчетливые отсветы.
Покажи мне границу, где кончается один человек и начинается другой. Эта отчетливо видимая глазу линия — одежда, шапка, ботинки — есть ли это граница? Заканчивается ли человек кончиками своих пальцев?
Покажи мне невидимые границы, которые переходят мужчина и женщина, когда их влечет друг к другу. Никто не сказал ничего, никто ничего не услышал, ни палец никого не коснулся — но чем же они задели друг друга?
Служил ли ты пограничником на невидимых этих границах?
Линия фронта, близость двух людей, запах или предчувствие запаха, смешенье разнородных жидкостей, споры политиков, борьба идей — вдоль этих границ — искусство. В горах и равнинах, в просторе моря и в городской тесноте, даже в одиночестве леса — человек ищет повсюду какую-нибудь границу. Человек ищет границу всегда и повсюду — и в пустоте, и в изобилии, и во множестве множеств.
Это свойство границы — привлекать к себе — оно атавистично, но вековечно и вечно. Именно оно толкает на риск, влечет к женщине, к огню, к искусству.
Не свидетельство ль это величайших возможностей, заключенных в границе?..
С крыши я стал карабкаться в горы. Грани меня влекли и манили. Стоя на первой, я ощущал, что влечет меня следующая, и сколько ни лез я, столько я приближался.
Перед каждой гранью я ощущал, будто кто-то движется мне навстречу с противоположной стороны. Нет, там не было ни единого человека, но это было предчувствие человека. Я карабкался все выше и выше, и чем меньшим мне казался оттуда он, находящийся внизу, тем яснее я чувствовал, каким он в действительности может быть великим.
На каждой грани подстерегало меня это ощущенье. Когда я опускался ниже — мы с ним расставались, но на следующей, более высокой грани, мы встречались снова.
Сперва мне было страшновато — не случится ли со мною так, как сказано было: «И будешь ты все более одинок год за годом...»
Но не стал я более одиноким, ибо когда уставал я по эту сторону, я видел, что тот, с противоположной стороны, уже влез, пот со лба отирает и ждет меня. Я не сделался более одиноким. Ибо когда мы стояли на последней уже грани, он мне сказал:
— То, что мы можем с тобою, — это все они могут. Стоит спуститься обратно вниз.
Я спустился с гор, и у меня немало друзей, и мне даже кажется, что если бы не старался я взбираться на грани, если бы день изо дня ходил бы я вместе с ними по ровной поверхности — было бы у меня их гораздо меньше.
Теперь мне больше всего по нраву глотатели ножей. Хочу, подобно факиру, научиться ходить по граням самым острым из острых — по граням ножей.
Надо учиться, надо тренироваться. Летом я бродил босиком по сосновым шишкам. Зимою я насыпал их, себе в постель — когда не спится, хорошо поворочаться на сосновых шишках.
Женщинам дарю духи только в граненых флаконах.
Покупаю молоко в остроугольных пакетах.
Не желаю читать стихи с круглой трибуны, но если попадется мне другая, с острыми гранями — радуюсь каждой грани.
Все ищу определенье письменного стола, но сказано уже поэтом, пребывавшим на грани:
Так будь же благословен —
Лбом, локтем, узлом колен
Испытанный, — как пила
В грудь въевшийся — край стола!
У моей кровати низкое изголовье. Укладываясь спать, я упираюсь головой в грань моего изголовья, и тогда мне видятся сны — острые, как нож гильотины.
Обожаю глотателей ножей!
* * *
Ничего, не волнуйся. Я купил тебе билет, и ты имеешь полное право сидеть со мною рядом. Тебя никто не прогонит, только сиди спокойно!
Нет-нет, гражданка, это место занято, хоть и кажется вам свободным. Здесь сидит мой дух, и у него есть на это право. Да, он имеет облик пальто, и все ж он мой дух. Во мне? Да, и во мне есть дух, но и этот дух тоже мой. У меня две души. Точно так же, как у вас вдвое больше тела, чем положено одному человеку. Вы вашим телом часто выталкивали меня и занимали два места, так что теперь разрешите сидеть и моему духу.
Да, вы выталкиваете своим телом. Я знаю ваше тело — по троллейбусу, по очереди в магазине. Я знаю, как вы умеете сражаться своей плотью за плоть свою.
Прошлым летом дух мой был болен, и нуждался он в теплом море и в небольшом количестве южного солнца — он, мой дух. Но путевку на юг получили вы, меня вытеснило ваше тело, и оно находилось среди других там, в раю всех тел, возле Черного моря. А мы со своим духом остались в городе, путевку нам дали только зимой, хотя лето моему духу было совершенно необходимо — не то чтобы ему хотелось, а просто было нужно.
Спокойно, ты не волнуйся, ты имеешь полное право находиться здесь. Гражданка эта бесстыжа. Она играет на нервах. Тело бесстыже. Только у балерин и у гимнасток не тело — а форма души. Так что сиди и чувствуй себя уверенней.
Впрочем, это ведь сущие мелочи — про курорт. Но вы меня вытеснили из картины. Попали в нее вы, а я остался за рамкой. У вас тогда было знакомство в каком-то управлении рамок. Всем вашим знакомым так нравились рамки. Им вообще бы хотелось, чтобы вся жизнь состояла из одних только рамок. А особенно нравилось им обрамленное тело. Тело похлопываемое. Пощупываемое. Бездумное. Легче изобразить корову, чем доярку. В общем, я остался за рамкой.
Вы хотите проверить билеты? Пожалуйста, вот они. Это место занято, здесь сидит мой дух. Писателям и художникам дают дополнительную площадь. Как вы думаете, кому — телу или духу? Пожалуйста, попросите эту гражданку здесь не садиться — она его раздавит...
Конечно, я могу принять свой дух обратно — в себя. Это очень удобные люди — те, у кого дух на месте. У них свой садик с цветочками — в себе, там же у них своя библия и своя гильотина. У меня же все это вовне, рядом, а это пальто — только так, для виду. В сущности, это мой цветочный садик, моя библия, моя гильотина. Почему бы моему духу не выглядеть как пальто? Маяковский носил зеленый огурец на шее, а дух свой, находящийся вне его, он таскал с собою в облике облака — облака в штанах. Почему же мой дух не может явиться в облике пальто и сидеть рядом со мною в кинозале, в театре, или, скажем, даже на сцене?
Кстати, гражданка, вы меня вытеснили и со сцены. Прошлый раз, когда я говорил, вы протиснулись туда, словно меня там вовсе и не было. Вы были очень, я бы сказал, телесны, вы говорили только об одном лишь телесном, вы даже дышали как-то очень телесно, так что у меня не хватило дыханья, и я умолк.
Теперь мне и сцена порой представляется бочонком селедок, бочонком квашеной капусты или огурцов. Вы оселедочили и обогуречили ее, мою сцену. И вот я теперь начинаю сначала — одушевляю селедочные и огуречные бочки.
Впредь я повсюду буду занимать два места — для себя и для моего пальто, которое тоже есть мой дух и моя вторая душа.
Спокойнее, не волнуйся, сиди спокойно! Ты имеешь право сидеть здесь. Просто гражданка этого не понимает.
* * *
Учусь этому высокому и тонкому искусству — ладить со всеми. Соседские мальчишки побили моего сына — не хочется из-за этого скандалить с соседями.
Курица или яйцо? Ну, конечно, курица была вначале. Курице приятно, что я ее уважаю. Но ведь и яйцо было первым — о да, я согласен, и яйцо считает меня весьма разумным человеком.
Эта картина? Ах, до чего симпатичная эта картина! Правда, с другой стороны, я должен согласиться, что не очень... Впрочем, вы меня можете убедить, и вы еще, возможно, окажетесь правы.
С одной стороны, с другой стороны. Так и этак. Вы только попробуйте — с одной стороны, с другой стороны. Не возражайте, не спорьте, когда вы входите в магазин и вам говорят, что рижского «бальзама» нет в продаже. Но «бальзам» можно достать — с другой стороны.
Согласитесь, что восход солнца так же красив, как закат. Согласитесь, что солнце в одну и ту же минуту для одного восходит, а для другого заходит. С одной стороны, с другой стороны.
Лампа на столе — она права, но есть своя правота и у тьмы в углу. Правы и те, которые говорят — ах, как благоухает, и те, которые говорят — фу, как омерзительно пахнет. К примеру, чеснок. Или водоросли. Или лошади. Или сыр. Всякие там одеколоны.
С одной стороны, с другой стороны. Множество правд существует на свете.
Можно сойти с ума, если нет у тебя своей, собственной правды.
* * *
Чувствую, как ограничен мой разум. Чувствую некий центр, вокруг которого кручусь постоянно. Чувствую его — как корова привязь. Чем быстрее и чем неспокойней бегаю вокруг своего колышка, тем цепь моя все короче. Кружусь вокруг своего кола, все вокруг уже мною обглодано, а дальше никак нельзя.
Я и не знаю — что там, дальше. Крот из земли вылезает и мне говорит: «Правда, как славно на том вон лугу, на той вон лесной опушке?» Что я ему отвечу? Стыдно признаться, что дальше цепи моей бывать мне не приходилось. И я молча киваю головой — пусть понимает, как знает.
Но иногда, внезапно, в какое-то мгновенье сверкнет передо мною даль. Я могу войти внутрь яйца, не разбив скорлупу. Я проникаю в сейф, не взламывая его. Мир становится для меня тонким и эластичным.
Вчера еще рука моя не могла дотянуться до яблока на ветке, а сегодня я достаю его запросто. Вчера я не мог и подумать о том яблоке, что на самой верхушке, а сегодня я чувствую, что рука моя становится все длиннее и простирается все дальше.
Тогда мне становится страшно — не станет ли она слишком тонкой, такой тонкой, что разорвется, и я одергиваю руку. (Не знаю, откуда он, этот страх быть излишне большим и тонким.)
Но лишь тонкое и есть большое, и нет для него расстоянья. И я опять позволяю руке своей тянуться, вытягиваться, становиться насколько возможно тонкой, насколько возможно длинной, ведь там, на той вон верхушке — яблоко! И рука моя становится все тоньше, все тоньше, скоро она взлетит, как паутинка, в осеннее небо.
И тогда кто-то мне говорит: «Да ведь это вовсе и не рука. Это уже не рука. Разве рука бывает такою? Такою рукою невозможно тянуться за яблоком. И вообще руке не положено быть такою».
Но я-то хорошо знаю, что рука может быть настолько тонкой — почти незаметной, почти невидимой, только угадываемой. Я это знаю, и я не слушаю никого, я тянусь за яблоком, сейчас я его достану.
И вдруг я чувствую — тоньше быть я уже не могу. Это моя граница. И это ужасно больно. Я снова чувствую свою ограниченность. Если чуть-чуть, еще чуть-чуть я потянусь — моя рука порвется. И никак не достать мне того яблока на верхушке.
То же самое происходит со зреньем. То же самое — с обоняньем.
Мои ноздри — тончайшая скрипка. Как она играла в ту грозовую ночь, когда цвел жасмин! Явственно ощущаю запах, похожий на песню Янова дня — так пахнут увядающие листья березы.
Прекрасные песни поют мои ноздри. О, дивное попурри из укропа и из капусты! Запах вара, запах селедки и резиновых сапог приходит ко мне с моря. Свадебные песни — от мирт. А запах увядшей хвои приходит ко мне с кладбищенских тропинок.
Все более тонкие и неуловимые запахи приходят ко мне. Я слышу, как пахнет топор — да-да, он пахнет смолой, но и что-то еще примешивается, что-то еще — кажется, яблони он рубил. Почему?
А как пахнут капли дождя!..
(Ребенок ест хлеб с медом, и сверкающие капельки меда падают наземь...
Вишнями мы уже объелись с тобою, тебе уже лень и рот раскрыть, и я силой вдавливаю сочную вишенку в твои губы...
Однажды я выплеснул полную кружку пива в рожу кому-то, и я не раскаялся в этом...)
Все эти испарившиеся давно запахи остались в дождевых каплях. Когда идет дождь, эти запахи в ноздрях моих играют польку, исполняют ноктюрн или что-нибудь вроде старинного менуэта.
Запахи превращаются в звуки, звуки превращаются в запахи. Как поют по ночам львиные зевы!
— Ах, не может этого быть, быть не может! Это какая-то ненормальность, просто болезненное воображенье!
Вы говорите, не может быть? Можете сами проверить — разденьтесь, догола разденьтесь и выходите под дождь, под его веселые струи! Разве не пахнут капли дождя и лужи — разве не пахнут они семьей и народом, человеческой жизнью?
Разве не отдает баритоном лесной боровик? А разве запах груздей — не альт, а табачок — не сопрано? А разве лисички не пляшут, как балерины?
Дальний лай собак по ночам напоминает тюльпаны.
Звуки эти тихи и тонки. Я начинал уже чувствовать, в каком месте вылезет гриб, и ждал его. Я почти уже слышал смех муравьев над рекой. Я почти уже дотянулся до елочной шишки в небе. Но на полпути испугался — а впрямь, нормально ли это.
И пришел я обратно в мир семицветный, в мир семизвучный.
До-ре-ми-фа-соль-ля-си-до. До-си-ля-соль-фа-ми-ре-до. До-ре-ми-фа...
Семь. И не больше.
* * *
Все мы — баночки-скляночки, пузырьки и афишные тумбы — мы оклеены сплошь этикетками и другими бумажками, как диктует обычай.
О, этикетка, опознавательный знак человека!
У тебя широкое габардиновое пальто — значит, ты свой. У тебя на груди и на руках татуировка — для кого-то ты тоже свой. У тебя волосы лохматые и в руках гитара. Ты джентльмен, а ты проходимец. Свой, свой, свой...
Иных узнают по заграничной одежде, по темным очкам, по кепкам или подтяжкам. У иных — дорогие меховые шапки, которые достать нигде невозможно.
Но приходит время, и ты однажды сдираешь все это с себя и становишься чистым, как был изначально.
Долго я мучился. Я принял однажды от вас свою этикетку. Я был терпелив, я сидел за столом рядом с вами, боясь шевельнуться. Я боялся, не покажется ли кому-то, что мой галстук повязан слишком небрежно. Я боялся, чтобы мой локоть не попал к вам случайно в салат. Я боялся, что пуговицы вдруг застегнул не так, как надо (теперь-то я фигу засовываю, вместо пуговиц, в петлю).
Левою ножкой шаркнуть, мой мальчик, и поклониться. Приглашая на танец, нельзя проходить через зал. Даме следует руку поцеловать. Не прерывать говорящего, слушать его с уваженьем.
Я слушал. Стискивал зубы. Чуть ли не плакал. В отчаянье — до седьмого пота. Я боялся встать и уйти. Я боялся стукнуть его по плечу, не повредить бы суставы (у тебя, старичок, чужие слова — не украл ли ты их?), боялся упасть посередине зала, как в припадке эпилепсии, и в отчаянье дергаться, когда ты говоришь. Я боялся сказать, что кисель попал в твою дудку — разве сам ты не замечаешь этого, когда играешь на ней? Я боялся, боялся, боялся, а теперь говорю я — ступай-ка ты к черту!
Я был красивой сверкающей бутылкой, и меня оклеили этикетками, и солнце не отражалось в моем стекле.
Медленно сдираю с себя этикетки. Еще ощущаю клей, оставшийся от них у меня на коже, но скоро освобожусь и от этого.
Мой пуп — всего только мой пуп, почему я должен позволить наклеить на него этикетку?
Ребенок родился голым. Ему надели на голову голубенький чепчик, если он мальчик, и розовый — если он девочка. Хотя и без этого каждому было видно, что у мальчика есть то, что положено мальчику, а у девочки то, что положено ей...
Все мы бутылки, и банки, и афишные тумбы. Всех оклеивают и будут оклеивать. Это — обычай. Это необходимость.
И все же я говорю о диалектически неизбежной необходимости — необходимости сдирать.
* * *
С собою не спорят — спорят с другими.
Река спорит с берегами.
Ястреб спорит с ветром.
Один язык спорит с другим языком.
Око за око, зуб за зуб.
Но нет такого ока, которое против себя, нет зуба, который против себя.
Тот, кто не спорит с собою — как он будет спорить с другими?
Он будет грызть. Он не умеет спорить — он будет грызть. Река грызет берега, жучок прогрызает стол, собака сгрызает кость, а человек — человека. Это великая армия грызунов — те, кто не умеет спорить с собою.
О да, я понимаю — река, одолевая порог, не может одновременно спорить с собою, ибо тогда она не одержит победу. Зуб не может спорить с собою в тот миг, когда он стоит против зуба чужого — так победы ему не достигнуть. Око не может в себе усомниться, если хочет кого-то зажечь и привлечь — точка зренья от этого силу свою теряет.
Ну, а — до! Ну, а — после!
Пока порог не достигнут, медленно кружатся речные водовороты — не мыслит ли там река?
Перед тем, как глаза твои одержали победу над чужими глазами — не пытались ли спорить с собою?
Не пытались? Тогда ты дурак. И победа твоя одержана дураком.
Если река без водоворотов, если вода спокойна, если пиво выдохлось, и люди с собою не спорят — побеждают тогда одни дураки. Несомненные. Не усомнившиеся в жизни ни разу.
* * *
Неужели это так непонятно? Дареные цветы, вино, теплота человеческого тела. Дареный огонь, и все остальное, что теплое. Я стоял у дверей твоего дома. Я принес тебе снежок. Неужели это так непонятно?
Первый снег у нас выпал нынче в Цесисе, а у вас, в Ауце, его еще не было. Сумею ли я донести до тебя снежок через всю мою Латвию?
Когда я набрал его в Цесисе возле трамплина, руки мои были теплыми, и, чтобы он не растаял, я старался касаться его только кончиками пальцев.
Через Амату и Карли я вышел на Псковское шоссе.
Сначала снежок в руках моих таял, но потом он стал таять все меньше и меньше, ибо в руках моих не было уже того тепла, и я радовался, что все выйдет как нельзя лучше, и моя затея на этот раз мне удастся. Иногда я брал снежок себе под мышку, когда закуривал, а потом снова нес в руке.
Ты спрашиваешь, не мерзла ли рука моя? Нет, мне казалось, что нет ничего теплее снежка, который один человек несет в подарок другому.
Сколько тепла было в том браслете, в той розе, что тебе подарили? Сколько тепла можно успеть отдать какой-нибудь книге, или бутылке, или коробке конфет, неся их от улицы до улицы?
Я был уверен, что такое количество тепла не отдавалось еще ни одному подарку, и это мне придавало силы, и я нисколько не мерз. Я был как молодое деревце, в котором соки бурлят непрерывно. И тепло мое утекало в этот комок белого снега — до моста Лорупе я отдал уже свои руки по локоть, а перед Ригой уже полностью были отданы тебе мои руки.
Время от времени останавливались попутные машины, и меня приглашали в кабину. Должно быть, со стороны это казалось странным — идет человек среди снежной метели и держит в руке снежок. Один раз я принял приглашенье, сел в машину, но снег тут же начал таять, и капли закапали на пол кабины.
— Ну-ка, выбрось, — говорит шофер, — ты что, шариков у тебя не хватает, что ли?
Больше я на машине уже не ехал, шел всю дорогу пешком. Лишь у самой Ауцы попросил я возчика одного подвезти меня, ибо руки начали у меня мерзнуть. Вез он в своей повозке бидоны из-под молока, они звенели холодно и странно у меня за спиною.
Теперь я всегда, чуть замерзну, слышу, как звенят за спиной моей молочные бидоны.
И тогда пришла мне в голову мысль — не так ли точно мерз и Вейденбаум, когда всю свою дорогу вел свою поэзию за собою, ее, которая тоже, как мой снежок, все тепло забрала до последнего?
— Как ты думаешь, старик, не умер ли Вейденбаум со снегом в руках?
— Не паясничай! Выбрось, не то получишь ревматизм, — ответил старик, и мы въехали на городской булыжник.
Навстречу мне ты не вышла, двери были закрыты, и еоседи сказали, что нет тебя дома.
— Ничего, — сказал я, — я подожду.
— Вряд ли она скоро вернется, — сказали соседи, приглашая меня к себе погреться. — Она уехала в Цесис.
— Ничего, — сказал я, — я подожду.
К соседям я не пошел, потому что снег снова начал таять, руки мои стали горячими — должно быть, от волненья.
Я сошел на обочину дороги, сел на пень и стал ждать. Снег таял медленно, но неудержимо.
И тогда ты пришла.
— Что за снег в Цесисе, ну, просто прелесть! Много-много, и белый такой, я, как щенок, в нем каталась, — сказала ты и взяла у меня из ладони крошечную эту льдинку и швырнула ее наземь. — Какие руки у тебя холодные!
— Да, замерзли малость!
Что мне еще оставалось!
Там, возле того пня, в том месте, куда капал тающий мой снег, выросла маленькая елочка. Маленькая, съежившаяся, покрытая инеем.
Иней этот не таял даже и летом.
Теперь эта ель уже большая, а иней на ней все так и не тает.
* * *
Учительница рисования мучается — трудно научить детей рисовать даль.
Почему так трудно найти и передать перспективу?
Что за проклятье! Куда она пропадает, эта перспектива! Параллельные линии дороги снова скрещиваются передо мною вместо того, чтобы уйти в бесконечность. Стены коридора тоже пересекаются передо мной, и я врезаюсь в острый угол этого странного пересеченья.
Я наблюдаю, как маленькая рыбешка плывет мимо сети — она изящно изгибается, проскальзывая сквозь ячейки, туда-сюда, туда и обратно, легко и непринужденно поблескивая, и сеть, лежащая перед нею, уходит в бесконечность.
А вот плывет мимо сети большая рыба. Она тычется мордой в ячейку сети, слишком она велика для мелкой ячейки, и она уплывает вдоль сети, и сеть для нее теряется где-то в бесконечности.
Когда лезу я — я застреваю в сети по самые жабры, я путаюсь и запутываюсь, сеть путается и запутывается, ибо я теряю ощущенье бесконечности.
Обещайте мне что-нибудь! Что угодно мне обещайте, ибо обещанье — это тоже перспектива, если другой у вас нет покуда.
Люди отправляются в церковь чаще всего потому, что там им обещают бессмертье.
Обещай мне верность навечно, навсегда, на всю жизнь! Обещай мне любовь навечно — так молят влюбленные. Требуют изо дня в день — обещай мне даль! Обещай мне в этой дали меня и тебя, нас обоих, нас вместе, в этой дали на веки веков.
И даже тогда, когда никто ничего нам не обещает, мы бросаем три запасных спасательных круга, бросаем туда, вдаль:
ВОЗМОЖНО..
НАВЕРНО..
БЫТЬ МОЖЕТ..
Это многоточье надежды. Это тоже перспектива. Но только не та.
* * *
Сегодня я сорвал с нее бусы, и они рассыпались по траве. Я не мог видеть, как она бережет их, а меж тем каждый день кто-нибудь ей разбивает одну из бусинок.
Она делала вид, что этого не замечает — она бережет ниточку. Я не могу видеть, как бусинок становится все меньше, а она все еще украшает себя ими. Может быть, она и вправду не видит, что бусинок остается все меньше?
А может быть, просто не хочет видеть. Потому что бусы — это ее вера в свою красоту, вера в любовь, вера в красоту других. Поэтому она бережет ее.
Но бережет она только ниточку, будто в ниточке ее вера, а не в самих бусинках.
Пока она так дрожит над своей ниточкой, кто-то день за днем откусывает по одной бусинке, и когда будут откушены все, ей останется только ниточка.
Но еще ужаснее будет это мгновенье, когда нить не совсем еще опустела, но осталось на ней десяток бусинок или чуть побольше. Я не хочу видеть ее в то мгновенье, когда она будет гордиться этим последним десятком на полуголой ниточке. Не лучше ли разорвать ее сразу, и нанизывать всякий раз заново, чем вот так дрожать в страхе за нее и терять бусинки — по одной, по одной, по одной?
(Терпеть не могу капли. Капли меня утомляют, убывают ли или прибывают — одинаково монотонно, одинаково печально. Кто пьет вино по капле, кто дает реку пустыне по капле? Страшная выдумка инквизиции — медленные капли падают на голову —
Еще-еще-еще-еще-еще...
Еще-еще-еще-еще-еще...)
Я никому никогда не говорил, что для меня она значит. Даже ей.
Болят бусинки, исчезая по одной, и совсем не болит ниточка.
Сегодня я сорвал с нее бусы, и они рассыпались по траве.
Она думает, будто я ее ненавижу.
* * *
Печаль свободна.
В гневе человек связан.
Нетерпимость горька.
Лучше всего, если можешь взглянуть на мир сквозь печаль. Печаль свободна, у нее свободные крылья птицы.
Вот почему, когда мне печально, я смотрю на людей с сочувствием, ибо печаль меня возвышает. Жалость тянет обратно, туда, вниз, на землю. Высокомерье ждет, чтобы кто-нибудь обратил вниманье. Можно ли печали не быть возвышенной?
Печаль — это сумерки души, час, когда солнце уже село, а звезды еще не взошли (не зажигай огня в комнате!).
Катится битком набитый трамвай, поблескивая белесым глазом циклопа. Люди спешат с новогодними елочками. Переполненная нами земля, как ты связана, как несвободна! Какие узлы нас связали и спутали друг с другом! Спутаны друг с другом так, что не распутать.
Я в своей печали свободнее вас. Я могу отправиться, куда захочу (не зажигай огня в комнате!).
Было ли у вас когда-нибудь время, чтобы быть печальным? Могли вы себе позволить не зажигать огня в комнате?
* * *
Ради бога, не обещай мне ничего большого. Не надо. Вот маленький спичечный коробок — в нем я живу.
Можешь взять свои вещи и перебраться ко мне. Если мир начнет отрицать нас, подавляя своим величьем, мы попросим Адама и Еву, чтобы они нас не производили на свет.
Вот маленькое колечко — в нем я живу. Я кладу его на камень и сам сажусь посредине. Можешь взять свой бинокль и перебраться ко мне. Присядь со мной рядом в середине кольца и оглядись вокруг. Не наши ли с тобой имена написаны там, на горизонте?
Но перед тем, как перебраться ко мне, обещай мне, что ты не притащишь с собой ничего большого. Оставь эти большущие туфли, которые то и дело натирают ноги, и эту большую планету оставь за нашим кольцом, здесь ей не место.
Вот эта крохотная мысль, не дающая мне покоя — о прахе и пыли, в которые должен я вдохнуть мое дыханье, о маленькой жизни в маленьком этом кольце.
* * *
Почему глаза твои так переменчивы, а мои нет?
Что за ветер дует в твои глаза? Не тот ли это самый ветер — ветер четырех сторон света?
Что за землетрясенье снова нарушило твой покой? Мне страшно смотреть, как жизнь пробегает по лицу твоему.
Никогда мне не приходилось видеть, чтобы в лице человеческом так отражалось любое мгновенье. Ты совсем еще молод, и вдруг ты становишься старым. И вновь что-то юное, молодое срывается с уголков твоих губ, загорается в твоей улыбке и перевертывает песочные часы в твоих глазах, словно бы говоря — время ничего еще не означает.
Словно белое крыло ангела на твоем челе, оно так идет тебе — ты говоришь «да», «хорошо», ты слушаешь внимательно, что говорит собеседник, и отвечаешь «да», «хорошо» (ах, все мы люди, и простим им их слабости, и ты говоришь «да», «хорошо»). Но вот начинает дьявольски подергиваться левый уголок рта твоего, и выходит из левой щеки твоей Джокер, и ангела нет уже, и вовсю улыбается Джокер.
Времена года пробегают по челу твоему и смешиваются на челе твоем.
Вот улетела бабочка, улетел мотоцикл, весна начинается. Крокусы цвели в горах, цвели одуванчики в долинах, все начиналось радостью.
Что же с тобой стряслось? Почему эта черемуха на челе твоем вскрикнула? Спросила тебя о чем-то?
Отчего ты стал мрачен, что случилось с тобою? Откуда эти снежинки на челе твоем, и еще и еще, и вот уже все чело твое занесло снегами. И зима и лето в твоих глазах существуют одновременно.
Даже в Янову ночь — и зима и лето в глазах твоих.
Едва заметные прикосновенья лишают тебя покоя. Слабый ветерок подул — отчего ты так взволновался? Какое-то ничтожество за столом засмеялось — что ж ты впадаешь в отчаянье?
Кто-то отвернулся, проходя мимо тебя, а ты уже вздрогнул от холода. Трудно тебе будет жить на свете, все будут читать по лицу твоему, и будет от этого еще труднее.
Говорят — это нервы. Так они это называют, потому что слов других не имеют. Пусть они видят так, как они умеют.
Я видел, как несется поток. Река бурлила в мельничном колесе, река крутилась в водовороте в полдневную пору и пропала в вечернем тумане. Камни стояли спокойно и неподвижно — у них, у камней, была своя жизнь.
Когда-то ты завидовал лицу камня, завидовал его спокойствию. Ты заклинал синеву небесную, чтобы не появилось на ней ни облачка. Гладкости ты просил у каменных стен, жаждал спокойной руки на лбу твоем. Теперь ты знаешь — у камня своя жизнь, и у спокойной руки — тоже. Тебе надо жить своей собственной жизнью.
Снова сегодня рвалась шрапнель на левой щеке твоей. Бородинский бой! Ватерлоо! Короткие перебежки от морщины к морщине, как из траншеи в траншею. Что за безумная скачка от уголка глаза к уголку рта! Еще один снайперский выстрел от брови к другой, и снова все тихо, лишь там, возле самых бровей, слышатся стоны сраженных в битве.
Медленно светает на челе твоем — человек победил в этой самой великой из великих битв — победил себя.
Я смотрю в лицо человека, все в нем приходит и исчезает, и все неуловимо. Но камни стоят спокойно и неподвижно — у них, у камней, жизнь своя.
Поэтому ошибиться с выбором нельзя! потребитель имеет право отступаться от работника. «Фрекен Бок» - агентство с Няня отличной репутацией.
www.washingtontimesnewstoday.com/
www.bloombergnewstoday.com/
www.cnnworldtoday.com/
Ищу думающих людей
Немного не по теме
Так случилось, что мой брат поднял месячный джекпот в $18000 в казино 1Вин
(Admin, только не троллить!!!)
Стараюсь повторить его выигрыш, но больше $826 не фортануло поднять. Играю через это зеркало 1Win: bepic-moscow.ru/. Хотя по правде сказать, играю больше ради удовольствия. Замечательно вечерком посидеть со стаканчиком, покрутить слоты, раскинуть покер или поиграть в рулетку с живым дилером. К слову сказать, очень красивые мадамы на рулетке. Приятно, что есть все крупнейшие провадеры игр, т.е. какой бы редкой игра не была, она есть на зеркале Раменбет.
Буду благодарен если поделитесь стратегией выигрыша. Ну и не скрывайте, кто сколько выигрывал
Добавлено
Хотел фото вставить, но почему-то проблем. Ну сами заходите, регистрируйтесь и играйте на bepic-moscow.ru/. До связи!
промокод 1xbet
промокод 1хбет
zithromax rx
All information about medicament. Read now.
www.turkeynewstoday.com/
Бывало ли у вас случаи, когда приходилось писать дипломную работу в очень короткие сроки? Это действительно требует большой ответственности и усилий, но важно не унывать и продолжать двигаться вперед в процессе обучения, так же, как я это делаю.
Для тех, кто умеет разбираться в информации и осуществлять поиск в интернете, это действительно может оказаться полезным при согласовании и написании дипломной работы. Нет необходимости тратить время на походы в библиотеки или встречи с научным руководителем. Здесь можно найти множество хороших данных для дипломных работ и курсовых. Вы можете изучить их, перейдя по ссылкам
extern-diplom.com/
Желаю всем отличных оценок!
куплю диплом о высшем образовании
купить диплом учителя физической культуры
купить диплом в ялте
купить диплом инженера по охране труда
купить диплом в грозном
купить диплом в гатчине
купить диплом в биробиджане
купить диплом высшее
купить диплом гознак
купить диплом техника
_________________
баскетбол ойынына ставка бойынша тікелей тақ стратегиясы
kraken войти
Alaska Airlines CEO Ben Minicucci revealed the carrier found “some loose bolts on many” Boeing 737 Max 9s in an interview for “NBC Nightly News with Lester Holt” on Tuesday.
It was the CEO’s first interview since a door plug on one of its Max 9 airplanes shot out from the side of the fuselage only a few minutes into a flight from Portland, Oregon, to Ontario, California, forcing the pilot to make an emergency landing.
“I’m more than frustrated and disappointed. I am angry. This happened to Alaska Airlines. It happened to our guests and happened to our people,” Minicucci said, according to excerpts released ahead of the interview’s airing.
“Boeing is better than this. Flight 1282 should never have happened,” Minicucci said during the interview.
Boeing’s 737 factory will have what the company calls a “quality stand down” at its Renton, Washington facility Thursday, the company announced Tuesday.
Вижте и страницата ми
www.petinnate.com/list/index.php?page=user&acti... онлайн маркетинг стратегии
=3345re=
www.walesnewstoday.com/
Были ли у вас случаи, когда приходилось писать дипломную работу в кратчайшие сроки? Это действительно очень ответственно и тяжело, но важно не терять бодрость духа и продолжать активно участвовать в учебных процессах, как и я в данный момент.
Для тех, кто умеет находить и осваивать информацию в сети, это действительно оказывает огромную помощь в процессе согласования и написания дипломной работы. Нет необходимости тратить время на походы в библиотеки или встречи с дипломным руководителем. Здесь представлены хорошие данные для дипломных и курсовых проектов; вы можете ознакомиться с ними, перейдя по ссылкам
diplom1.org/
Желаю всем отличных оценок!
купить диплом экономиста
купить диплом химика
купить диплом биолога
купить диплом маляра
купить диплом в махачкале
купить диплом в тобольске
купить диплом в новосибирске
купить диплом в усть-илимске
купить диплом в петрозаводске
купить диплом в серове
_________________
অনলাইনে ক্যাসিনো খেলুন
Рисование лимона маслом — занимательный художественный процесс, который способствует вам создать насыщенное и подлинное изображение этого сочного фрукта. Начните с отбора насыщенных цветов акварели для создания яркой палитры. Нанесите легкий контур лимона на холст, используя карандаш или тонкую кисть. Помните, что лимон обладает глянцевитой поверхностью, поэтому важно использовать мастики с высокой текучестью и легко создавать мягкие переходы между оттенками.
Продолжайте добавлять элементы, такие как полутени и отражательные элементы, чтобы придать вашему рисунку реальность и живость. Варьируйте яркость цветов, чтобы подчеркнуть характеристики лимона, такие как кислотность и солнечный свет. Не забывайте о фоне - он может быть неопределенным или имитировать природную обстановку, например, зеленую листву или деревянное основание. Экспериментируйте с разнообразными приемами и преклоняйтесь процессом создания своего изображения лимона на листе.
Вводим вам оригинальное концепт в мире декора внутреннего пространства – шторы плиссе. Если вы надеетесь к идеальности в каждом подробности вашего жилища, то эти перила будут замечательным предложением для вас.
Что делает шторы плиссе настолько же единственными? Они сочетают в себе изящество, функциональность и полезность. Благодаря характерной литере, прогрессивным тканям, шторы плиссе идеально соответствуют для какого угодно пола, будь то гостинка, гнездо, плита или секретарское пространство.
Закажите шторы плиссе в москве – отразите уют и красивость в вашем доме!
Чем завлекают шторы плиссе для вас? Во-первых, их своеобразный проект, который присоединяет шарм и вкус вашему интерьеру. Вы можете подобрать из разнообразных структур, оттенков и стилей, чтобы выделить индивидуальность вашего жилища.
Кроме того, шторы плиссе предлагают обширный базар эксплуатационных вариантов. Они могут регулировать уровень сияния в пространстве, предохранять от солнечного света, поддерживать закрытость и создавать уютную атмосферу в вашем доме.
Наш сайт: www.tulpan-pmr.ru
Мы поможем вам выбрать шторы плиссе, которые превосходно гармонизируются с для вашего дома!
bragx.com/tags/shower/
In the empire of dating, a person encounters a distinctive kind of emotions. There's the exhilaration of meeting someone contemporary, the presentiment of a beginning date, and the give someone a kick of discovering stale interests and shared values. It is a time of vulnerability and self-discovery as individuals obtainable themselves up to the plausibility of inclination and companionship.
twinkporn.one/tags/18-year-old-twink/
Effectual communication lies at the will of dating, facilitating accord and connection between two people. It involves active listening, ethical expression, and empathy, creating a gap object of veritable dialogue. Thoroughly communication, individuals can enquire into their compatibility, interchange thoughts and dreams, and develop intensify a groundwork of trust.
Куба
samoylovaoxana.ru/tag/arenda-yahty-v-sochi/
Ещё можно узнать: евро значок валюты
Семейный отдых
Разнообразие Типов Автотранспорта:
Перевозка грузов деют многообразие разновидностей транспортировки в зависимости от типа груза, расстояния и времени доставки. Авто перевозки обеспечивают гибкость и быструю доставку, железнодорожные грузоперевозки эффективны для крупногабаритных и массовых грузов, а морские и авиаперевозки позволяют охватить дальние рынки.
Проф Грузовые Компании:
Оптимальное заключение для успешных перевозки грузов – это сотрудничество с проф грузовыми компаниями. Эксперты в данной области предоставляют полный диапазон услуг, начиная от планирования маршрутов и упаковки грузов, заканчивая отслеживанием и обеспечиванием безопасности в пути.
Безопасность и Страхование:
Защищенность грузов – ценность для грузовых компаний. Современные технологии отслеживания и мониторинга обеспечивают неизменный контроль за перемещением грузов, а страхование грузов разрешает минимизировать риски вероятных потерь либо повреждений.
Эластичность и Адаптивность: https://mamont.md/article/cargotransmd-unikalnyy-portal-dlya-effektivnykh-gruzoperevozok
Область грузоперевозок требует гибкости и адаптивности к переменам в рыночных критериях и необходимостях посетителей. Профессиональные грузовые компании владеют ресурсами для эффективной реакции на динамические конфигурации и обеспечения клиентов нужной гибкостью в проекте услуг и тарифов.
Экологическая Устойчивость:
Современные тренды в перевозках грузов придают значение экологической стойкости. Многие компании энергично вводят действенные транспортные средства, другие источники энергии и стратегии для понижения действия на находящуюся вокруг среду.
Эффективное Управление Логистикой:
Перевозка грузов содержат в себе не столько физическое движение грузов, но и управление всем логистическим ходом. Действенная логистика – это синхронизация всех рубежей доставки, начиная от складского учета и заканчивая точной доставкой на место предназначения.
Заключение:
Грузоперевозки – это неотъемлемая часть современной торговли и экономики. Проф грузовые компании, владея опытом и ресурсами, обеспечивают надежность и защищенность для ваших грузов, предоставляя полный спектр предложений от планирования до доставки.
Дзен - это платформа, которая предоставляет уникальные статьи на различные темы. Однако иногда может возникнуть потребность в обработке данных, полученных с этой платформы. И вот здесь на помощь приходит парсинг. Парсинг - это процесс извлечения и анализа информации с веб-страницы. В случае с дзеном, парсинг может использоваться для автоматического получения статей или других данных с этой платформы. При помощи парсинга можно извлекать различные атрибуты статей, такие как заголовки, авторы, теги, текст и так далее. Это позволяет быстро и эффективно обрабатывать большое количество данных и использовать их в своих целях. Загляните в мир дзеновских статей и примените парсинг, чтобы извлечь нужную вам информацию! Как работает парсинг в Дзене? Как происходит парсинг в Дзене? Сначала необходимо указать источник данных, например, веб-страницу, сайт или RSS-ленту. Затем специальные алгоритмы и инструменты автоматически обрабатывают полученную информацию, распознавая структуру и основные элементы. С помощью такого анализа возможно извлечение нужных данных, таких как заголовки статей, тексты, изображения и другие детали контента. Парсинг в Дзене может быть полезен для автоматического создания ленты публикаций, а также для отслеживания различных изменений и обновлений в разделах Дзена. Это позволяет авторам и издателям быть в курсе последних новостей и трендов, а также создавать более релевантный и интересный контент для своей аудитории. Преимущества парсинга в Дзене: 1. Автоматизация процесса сбора и анализа данных 2. Более быстрый доступ к актуальной информации 3. Лучшее понимание тенденций и предпочтений аудитории 4. Улучшение качества контента и его релевантности 5. Экономия времени и ресурсов Использование парсинга в Дзене - это мощный инструмент для авторов и издателей, позволяющий получать и анализировать информацию напрямую из источников. Это помогает создавать более интересный и актуальный контент, повышая эффективность и результативность работы. Парсинг статьи в Дзене Как парсить статьи в Дзене? Парсинг статей в Дзене может происходить с использованием специальных программ и скриптов, которые автоматически загружают страницы статей, а затем извлекают нужные данные. Также можно использовать API Яндекс.Дзен для получения структурированных данных из статей. Зачем парсить статьи в Дзене? Парсинг статей в Дзене может быть полезен в различных сферах. Например, он может использоваться для анализа и исследования тематики статей, для создания собственных аналитических инструментов, для мониторинга популярности и востребованности различных тем, а также для создания персонализированных рекомендаций и рекламных материалов. Парсинг Дзен Парсить статьи Дзен можно различными способами. Один из них – использование специальных программных инструментов, которые проходят по ссылкам на статьи и собирают необходимые данные. Парсинг Дзен может быть полезен как профессиональным журналистам и блогерам, так и обычным пользователям. С его помощью можно получить информацию о трендах и популярных темах, а также отследить активность конкретных авторов. Парсинг статей в Дзене позволяет собрать ценную информацию – заголовки, тексты статей, теги, количество просмотров и другие параметры. Это может быть полезно для анализа популярности и эффективности контента, а также для создания собственных алгоритмов подбора материалов. Если вам интересен парсинг Дзен, вы можете узнать больше о парсинге данных из социальных сетей по ссылке: Парсинг соц сетей. Там вы найдете подробную информацию о процессе и инструментах, которые помогут вам собрать данные, которые нужны именно вам.
Парсинг баз данных ff4b6b6